Вот и тридцать вторая неделя, о которой я писала в предыдущем посте. Есть проблемы с анализами, но на фоне невынашивания это мелочи. А главное - девочка жива-здорова и развивается как нужно. Колю клексан, пью кучу препаратов.
Все-таки в двадцать недель поставили ИЦН и зашили шейку под общим наркозом. Когда очнулась, было очень больно, но это тоже ерунда.
Выгляжу худой, как и была, но живот на моем фоне огромный. После больничных взяла на работе ежегодный отпуск, а затем сразу вышла в декрет. Представляете: я - и в декрет?! Неужели все это правда происходит со мной?
Казалось бы, после всего пережитого можно наслаждаться наконец.
Но не тут-то было.
После эпидемии гриппа, на фоне которой муж уже сходил с ума, пришла пандемия коронавируса. Нужно соблюдать режим самоизоляции, власти штрафуют за прогулки на улицах, всех перевели на удаленную работу. По телевизору, в интернете - везде, где только можно, говорят о соблюдениях правил гигиены, о том, что нужно мыть руки как можно чаще.
И все. Моя жизнь с мужем превратилась в кошмар, а его жизнь и вовсе в ад. Он продолжает работать, ходить за продуктами, готовить еду, убирать квартиру, пишет выпускную работу в МГУ, и скоро у него защита. Но количество ритуалов увеличилось, они изматывают его, и это сказывается на всей остальной деятельности. Он может до глубокой ночи что-то мыть и перемывать. В такие моменты у него не хватает сил, чтобы сделать все по его правилам, он обязательно что-нибудь «осквернит» (случайно докоснется до «грязного», по его мнению, места, а потом докоснется «грязными» руками всех остальных вещей), и он начинает мыть снова, при этом стонет, ноет и материться.
Плохо выглядит, очень сильно похудел, глаза заплывшие. Волосы сильно отрасли, бреется редко. Когда на него накатывает очередной приступ, а случается это практически каждый день, он выглядит как сумасшедший.
У нас в доме куча правил: есть «грязная» зона - коридор, но в нашей однокомнатной квартире в тридцать квадратов это проходная зона. И очень узкая, тесная. Каждый раз, когда я иду на кухню, он орет, чтобы я ничего не трогала, не касалась руками «грязных» стен, которых касается уличная одежда, и вообще не ходила на кухню. Ему все сложнее даётся выход из дома. Самое страшное место - подъезд. Он сокращает количество необходимых выходов. Покупает продукты на несколько дней и мусор выносит раз в несколько дней. В итоге в коридоре стоит два мусорных ведра и один-два мусорных пакета, которые набиваются до отказа, так, что все сыпется вокруг. Ещё мусорный пакет на кухне и пакетик около раковины, куда можно выкидывать мусор мне.
Все, что падает на пол, или выкидывается, или, если возможно, стирается на высокой температуре. На кухне, если на пол падает еда, он вообще её не поднимает, чтобы лишний раз не мыть руки. Просто ногами отпихивает её в сторону урны.
Раковина на кухне считается «грязной», потому что в неё он кладет продукты, которые приносит из магазина, а затем перекладывает. Соответственно, если брызги воды сначала попадают в раковину, а потом на столешницу, плиту и т.д. - все это нужно, по его мнению, мыть. Чем он и занимается в данный момент (хотя должен работать).
Руки, естественно, нужно постоянно мыть. Но теперь не просто чаще, а дольше. И пока не вымоет определенное количество времени, в санузел зайти нельзя, а он у нас совмещённый, и мне часто нужно в туалет. Я ору, но он продолжает мыть.
За все это время мы не сделали ни одного заказа, контакты с курьерами совсем под запретом. Десятого марта на мой день рождения коллеги заказали мне доставку цветов. Я так и не увидела их. В тот день ещё у его матери была операция, ей поставили онкологию, и у мужа был очередной нервный срыв.
Сейчас самое страшное для него - мои походы в клинику. Нервничать начинает за несколько дней,в день моей поездки заебывает бесконечными правилами. Когда я прихожу домой, заставляет раздеваться в коридоре догола, затем, ничего не трогая, идти в ванну. Все это с моим животом делать трудно, я обязательно руками что-нибудь «потрогаю» после улицы, все эти места он протирает спиртом.
А ещё совершенно не работает звукоизоляция, которую мы сделали во время ремонта. Чего я, собственно, и боялась. При этом при всем появились новые соседи-собственники с басовой колонкой. С которыми мы и беседовали, и ментов вызывали, даже подрались они слегка. Но применять силу А. боится, опять-таки из-за меня. У него были уже идеи снять мне квартиру, а самому разбираться с соседом, но в карантин это нереально.
А. говорит, что ненавидит эту квартиру. Все время проводит на кухне в наушниках. Все ему здесь неудобно, все нереально бесит. Очевидно, жить здесь мы не сможем.
Очень много разочарования и боли от того, что огромное количество времени, сил и денег вложено в ремонт, ну а что теперь.
Никаких фотосессий беременности в нашем новеньком интерьере у меня нет, хотя я так об этом мечтала. Есть три фотографии в двадцать пять недель. Они дались мне через его истерику. С тех пор он не разрешает мне прикасаться к туалетному столику, который в коридоре, брать оттуда косметику.
Можно перечислять его правила и ритуалы до бесконечности. Все они завязаны на мне и ребёнке. Я ору и психую, было несколько сильных нервных срывов. Я понимаю, что он не может ничего сделать со своим страхом, но я чувствую себя ужасно. Мне очень страшно, сейчас я полностью нахожусь в зависимости от А., а он вот в таком состоянии.
Говорит, что ему плохо, признал наконец, что с этим нужно что-то делать и готов пойти к врачу, но говорит, что ни за что не пойдёт в клинику сейчас. Я договорилась с Н., которая работает врачом, она выпивала рецепт и купила препарат. Но потом к ней пришла девочка с симптоматикой коронавируса, ну и, естественно, она сказала, ей нельзя к нам. Да и вообще у них в клинике было несколько случаев. У Н. анализ отрицательный, но увы, рисковать нельзя.
Уехать нам некуда. Родители зовут к себе в Оскол, но это слишком далеко. Беременность далась с таким огромным трудом, весь первый триместр кровотечения, на шейке швы - куда я поеду? И сейчас есть проблемы, нужно все время контролировать малышку. Пока она, слава Богу, чувствует себя хорошо, но ехать нельзя.
С А. мы решили, что после родов, примерно через месяц, если педиатр разрешит, уедем в Оскол, чтобы там пережидать вторую волну. Но до тех пор как минимум три месяца, а ему все хуже.
Я пробовала объяснить его родителям, что у их сына серьезный невроз, возможно, обсессивно-компульсивное расстройство, но они непрошибаемые. Свекровь впадает то в отрицание, то в истерику, когда я говорю об этом. «Видишь, как он о тебе заботится, я воспитала золотого человека!» Кажется, у неё самой большие проблемы. Все наши разговоры сводятся к тому, какая она прекрасная мать и какой А. молодец, хорошо за мной ухаживает.
Впрочем, они хотя бы готовы помочь. Если бы А. согласился снять квартиру для мамы, она бы нам готовила, это сильно бы помогло ему. Да я и сама могу кое-что делать, у меня нет сейчас острой необходимости лежать, но А. ни к чему не разрешает прикасаться.
Мои же родители показали себя в этой трудной ситуации во всей красе. Отец за все время ни разу не спросил, как вообще дела с ремонтом, даже после того, как я пыталась проконсультироваться с ним насчёт кухни. Не спросил, как мы справляемся, когда я лежала в больнице, а ремонт был в разгаре. Ни разу не предложил помощь. На день рождения спросил, в какой ресторан мы сейчас пойдём, а я готовилась к операции на шейке. Я прекратила общение на время беременности.
С матерью общались, пока я говорила, что все хорошо. Недавно попыталась ей объяснить, в какой ситуации нахожусь, что происходит с А. Тогда был как раз пик коронавирусной инфекции в Москве - оказалось, она об этом ничего не знает. В Симферополе ситуация лучше, а Москвой она не интересуется. Я упрекнула её в этом, сказала, что хотя бы из-за меня можно было бы поинтересоваться, на что она ответила: «Извини, мне свои нервы тоже надо беречь».
Я настолько офигела от этого, что желание общаться с матерью тоже пропало напрочь. Она сама с тех пор не звонит и не пишет. И это после того, как я рассказала ей, насколько у нас тут все плохо...
Не могу не вспомнить последние школьные годы, когда она родила погодок. Конечно, я была бесконечно что-то «должна», ведь я «сестра». Должна гулять, должна сидеть, должна... Потом должна отдавать свои доли в квартире, должна денег, должна поговорить с бабушкой и в чем-то её убедить, должна и должна...
Мы никогда ни у кого не просили помощи или денег. Мы со всем справлялись сами. И сейчас, очевидно, справимся. Но так хочется знать, что если вдруг нет, если вдруг случится еще что, мне есть куда пойти. Что помощь у меня будет.
Но я одна. Есть только А. И он вот такой...
Все-таки в двадцать недель поставили ИЦН и зашили шейку под общим наркозом. Когда очнулась, было очень больно, но это тоже ерунда.
Выгляжу худой, как и была, но живот на моем фоне огромный. После больничных взяла на работе ежегодный отпуск, а затем сразу вышла в декрет. Представляете: я - и в декрет?! Неужели все это правда происходит со мной?
Казалось бы, после всего пережитого можно наслаждаться наконец.
Но не тут-то было.
После эпидемии гриппа, на фоне которой муж уже сходил с ума, пришла пандемия коронавируса. Нужно соблюдать режим самоизоляции, власти штрафуют за прогулки на улицах, всех перевели на удаленную работу. По телевизору, в интернете - везде, где только можно, говорят о соблюдениях правил гигиены, о том, что нужно мыть руки как можно чаще.
И все. Моя жизнь с мужем превратилась в кошмар, а его жизнь и вовсе в ад. Он продолжает работать, ходить за продуктами, готовить еду, убирать квартиру, пишет выпускную работу в МГУ, и скоро у него защита. Но количество ритуалов увеличилось, они изматывают его, и это сказывается на всей остальной деятельности. Он может до глубокой ночи что-то мыть и перемывать. В такие моменты у него не хватает сил, чтобы сделать все по его правилам, он обязательно что-нибудь «осквернит» (случайно докоснется до «грязного», по его мнению, места, а потом докоснется «грязными» руками всех остальных вещей), и он начинает мыть снова, при этом стонет, ноет и материться.
Плохо выглядит, очень сильно похудел, глаза заплывшие. Волосы сильно отрасли, бреется редко. Когда на него накатывает очередной приступ, а случается это практически каждый день, он выглядит как сумасшедший.
У нас в доме куча правил: есть «грязная» зона - коридор, но в нашей однокомнатной квартире в тридцать квадратов это проходная зона. И очень узкая, тесная. Каждый раз, когда я иду на кухню, он орет, чтобы я ничего не трогала, не касалась руками «грязных» стен, которых касается уличная одежда, и вообще не ходила на кухню. Ему все сложнее даётся выход из дома. Самое страшное место - подъезд. Он сокращает количество необходимых выходов. Покупает продукты на несколько дней и мусор выносит раз в несколько дней. В итоге в коридоре стоит два мусорных ведра и один-два мусорных пакета, которые набиваются до отказа, так, что все сыпется вокруг. Ещё мусорный пакет на кухне и пакетик около раковины, куда можно выкидывать мусор мне.
Все, что падает на пол, или выкидывается, или, если возможно, стирается на высокой температуре. На кухне, если на пол падает еда, он вообще её не поднимает, чтобы лишний раз не мыть руки. Просто ногами отпихивает её в сторону урны.
Раковина на кухне считается «грязной», потому что в неё он кладет продукты, которые приносит из магазина, а затем перекладывает. Соответственно, если брызги воды сначала попадают в раковину, а потом на столешницу, плиту и т.д. - все это нужно, по его мнению, мыть. Чем он и занимается в данный момент (хотя должен работать).
Руки, естественно, нужно постоянно мыть. Но теперь не просто чаще, а дольше. И пока не вымоет определенное количество времени, в санузел зайти нельзя, а он у нас совмещённый, и мне часто нужно в туалет. Я ору, но он продолжает мыть.
За все это время мы не сделали ни одного заказа, контакты с курьерами совсем под запретом. Десятого марта на мой день рождения коллеги заказали мне доставку цветов. Я так и не увидела их. В тот день ещё у его матери была операция, ей поставили онкологию, и у мужа был очередной нервный срыв.
Сейчас самое страшное для него - мои походы в клинику. Нервничать начинает за несколько дней,в день моей поездки заебывает бесконечными правилами. Когда я прихожу домой, заставляет раздеваться в коридоре догола, затем, ничего не трогая, идти в ванну. Все это с моим животом делать трудно, я обязательно руками что-нибудь «потрогаю» после улицы, все эти места он протирает спиртом.
А ещё совершенно не работает звукоизоляция, которую мы сделали во время ремонта. Чего я, собственно, и боялась. При этом при всем появились новые соседи-собственники с басовой колонкой. С которыми мы и беседовали, и ментов вызывали, даже подрались они слегка. Но применять силу А. боится, опять-таки из-за меня. У него были уже идеи снять мне квартиру, а самому разбираться с соседом, но в карантин это нереально.
А. говорит, что ненавидит эту квартиру. Все время проводит на кухне в наушниках. Все ему здесь неудобно, все нереально бесит. Очевидно, жить здесь мы не сможем.
Очень много разочарования и боли от того, что огромное количество времени, сил и денег вложено в ремонт, ну а что теперь.
Никаких фотосессий беременности в нашем новеньком интерьере у меня нет, хотя я так об этом мечтала. Есть три фотографии в двадцать пять недель. Они дались мне через его истерику. С тех пор он не разрешает мне прикасаться к туалетному столику, который в коридоре, брать оттуда косметику.
Можно перечислять его правила и ритуалы до бесконечности. Все они завязаны на мне и ребёнке. Я ору и психую, было несколько сильных нервных срывов. Я понимаю, что он не может ничего сделать со своим страхом, но я чувствую себя ужасно. Мне очень страшно, сейчас я полностью нахожусь в зависимости от А., а он вот в таком состоянии.
Говорит, что ему плохо, признал наконец, что с этим нужно что-то делать и готов пойти к врачу, но говорит, что ни за что не пойдёт в клинику сейчас. Я договорилась с Н., которая работает врачом, она выпивала рецепт и купила препарат. Но потом к ней пришла девочка с симптоматикой коронавируса, ну и, естественно, она сказала, ей нельзя к нам. Да и вообще у них в клинике было несколько случаев. У Н. анализ отрицательный, но увы, рисковать нельзя.
Уехать нам некуда. Родители зовут к себе в Оскол, но это слишком далеко. Беременность далась с таким огромным трудом, весь первый триместр кровотечения, на шейке швы - куда я поеду? И сейчас есть проблемы, нужно все время контролировать малышку. Пока она, слава Богу, чувствует себя хорошо, но ехать нельзя.
С А. мы решили, что после родов, примерно через месяц, если педиатр разрешит, уедем в Оскол, чтобы там пережидать вторую волну. Но до тех пор как минимум три месяца, а ему все хуже.
Я пробовала объяснить его родителям, что у их сына серьезный невроз, возможно, обсессивно-компульсивное расстройство, но они непрошибаемые. Свекровь впадает то в отрицание, то в истерику, когда я говорю об этом. «Видишь, как он о тебе заботится, я воспитала золотого человека!» Кажется, у неё самой большие проблемы. Все наши разговоры сводятся к тому, какая она прекрасная мать и какой А. молодец, хорошо за мной ухаживает.
Впрочем, они хотя бы готовы помочь. Если бы А. согласился снять квартиру для мамы, она бы нам готовила, это сильно бы помогло ему. Да я и сама могу кое-что делать, у меня нет сейчас острой необходимости лежать, но А. ни к чему не разрешает прикасаться.
Мои же родители показали себя в этой трудной ситуации во всей красе. Отец за все время ни разу не спросил, как вообще дела с ремонтом, даже после того, как я пыталась проконсультироваться с ним насчёт кухни. Не спросил, как мы справляемся, когда я лежала в больнице, а ремонт был в разгаре. Ни разу не предложил помощь. На день рождения спросил, в какой ресторан мы сейчас пойдём, а я готовилась к операции на шейке. Я прекратила общение на время беременности.
С матерью общались, пока я говорила, что все хорошо. Недавно попыталась ей объяснить, в какой ситуации нахожусь, что происходит с А. Тогда был как раз пик коронавирусной инфекции в Москве - оказалось, она об этом ничего не знает. В Симферополе ситуация лучше, а Москвой она не интересуется. Я упрекнула её в этом, сказала, что хотя бы из-за меня можно было бы поинтересоваться, на что она ответила: «Извини, мне свои нервы тоже надо беречь».
Я настолько офигела от этого, что желание общаться с матерью тоже пропало напрочь. Она сама с тех пор не звонит и не пишет. И это после того, как я рассказала ей, насколько у нас тут все плохо...
Не могу не вспомнить последние школьные годы, когда она родила погодок. Конечно, я была бесконечно что-то «должна», ведь я «сестра». Должна гулять, должна сидеть, должна... Потом должна отдавать свои доли в квартире, должна денег, должна поговорить с бабушкой и в чем-то её убедить, должна и должна...
Мы никогда ни у кого не просили помощи или денег. Мы со всем справлялись сами. И сейчас, очевидно, справимся. Но так хочется знать, что если вдруг нет, если вдруг случится еще что, мне есть куда пойти. Что помощь у меня будет.
Но я одна. Есть только А. И он вот такой...